Leha 11 февраля 01 17:42 Cообщение № 13189 - Миры Анджея Сапковского


	Leha 11 февраля 01 17:42 Cообщение № 13189 Лихорадка Руки покраснели и распухли, но это все семечки. Хуже было, когда ухнула в болото по пояс, нашла родник, понимаешь. От неожиданности про левитацию не сразу вспомнила, а когда вспомнила все-таки, Закон сказал «Шалишь!» Вот и прогулялась. Короб с клюквой бросать было жаль, столько сил потрачено, пришлось идти домой в человеческом обличьи. Лыжу сломала, когда выбиралась из болота. Непрочная это штука – предмет, сделанный в обход Закона. Закон - внутри тебя, а ты всегда точно знаешь, когда хочешь чего-то именно для себя, как ни мотивируй, а клюква была уже собрана и отговорка про варенье для Рони больше не годилась. Ковыляла долго, пришла к замку в темноте, да что там – глубокой ночью. Теперь по ночам Каэр Морхен спит, раньше за ним такого не водилось, как правило. Ну, все к лучшему, зато никто не видел как сильные и грозные боевые маги, хлюпая носом и стараясь не кашлять, бредут по коридору, держась за стенку. Сил хватило только на то, чтоб переслать короб на кухню и сделать невидимым, пока, а то пустят эту грешную клюкву на улучшение вкуса местного пойла, и никакого варенья не будет. Камин разжечь уже не получилось. Содрала задубевшую одежку, забралась под одеяло и начала тихонько стучать зубами. Вот бред-то. Дурацкий этот Закон, почему, скажем, не вылечить себя, если ты не на контракте и от твоего здоровья не зависит выполнение обязательств? Нет, фигушки, других – в любое время дня и ночи, хоть от чего, а тут валяйся, пытаясь аутотренингом сбить температуру. Что за дурацкая вообще была идея, поставить твою нужность другим главным условием твоего выживания? И она сама на это согласилась, что интереснее всего, впрочем, тогда ей все было фиолетово. Серьезные дяди и тети упражняются в прикладной этике, а ты тут загибаешься от пустяка. Почему так холодно? Ну, сильфы с ним, с камином, но под теплым одеялом не должно же быть так холодно. Сейчас бы горячего чаю, или чего покрепче… Со льдом. Можно – просто льда, вокруг тяжелое душное марево, ломит глазные яблоки, кажется – кости превращаются в кисель. Как тут уснешь, когда жаркая тьма обступает и грохочет в уши непонятные слова. Все громче, отрывистей, на пределе слышимости, хочется открыть рот, чтобы не разорвались барабанные перепонки, нет сил вдохнуть, рвануться наружу из жаркой липкой одури в прохладную тьму ставшей привычной комнаты. Тьму и холод. Бесконечный холод, такой, что даже мысли звенят кристаллами, осыпаются где-то далеко, так что не дотянуться, ни одной не поймать. Холод вокруг, холод внутри. Уж если ты должна зависеть от чужих эмоций, эти уроды могли придумать выключатель эмоций твоих, собственных, или это не сделано нарочно? Или она тогда умудрилась продемонстрировать такую потрясающую бесстрастность, что ее даже предупреждать ни о чем не сочли нужным. Вот и вмерзай теперь в эту черноту, которую не прорезает ни один огонек. Огня… Его слишком много, огня, уберите, я не выдержу, зачем это? Это не снаружи, глупая, это ты горишь, догораешь, до вонючего пепла, до мертвой головешки, скорее бы… Скорее бы рассвет. Утром будет легче, должно быть легче… *** LA NUIT BLANCHE* Перевод М. Фромана * Бессонная ночь (фр.) Словно в зареве пожара я увидел на заре, Как прошла богиня Тара, вся сияя, по горе. Изменяясь, как виденья, отступали горы прочь. Было ль то землетрясенье, страшный суд, хмельная ночь? В утра свежем дуновенье видел я - верблюд ко мне Вне законов тяготенья подымался по стене, И каминная задвижка пела с пьявками, дрожа, Распаленная мартышка сквернословила, визжа. С криком несся в дикой скачке весь багровый, голый гном, Говорили о горячке и давали в ложке бром, А потом загнали в нишу с мышкой, красной как луна, Я просил: "Снимите крышу, давит голову она!" Я молил, ломая руки,- врач сидел как истукан,- Что меня спасти от муки может только океан. Он плескался подо мною, пену на берег гоня, И понадобились трое, чтобы сбросить вниз меня. И шампанским зашипели, закружились надо мной Семь небес, как карусели, и опять возник покой; Но осталась, чуть мигая, вкось прибитая звезда, Я просил сестру, рыдая, выпрямить ее тогда. Но молчанье раскололось, и в мой угол донесло, Как диктует дикий голос бесконечное число И рассказ: "Она сказала, он сказал, и я сказал..." А луну, что мне сияла, в голове я отыскал. И слепец какой-то, плача, слез не в силах удержать, Укорял меня, что прячу где-то я луну опять. Стало жаль его немного, но он свистнул у стены. И пресек мою дорогу Черный Город Сатаны. И на месте, спотыкаясь, я бежал, бежал года, Занавеска, раздуваясь, не пускала никуда. Рев возник и рос до стона погибающих миров - И упал, почти до звона телеграфных проводов. Лишь одна звезда светила в напряженной тишине И, хихикая, язвила и подмигивала мне. Звезды с высоты надменной ждали, кто бы мне помог. От презренья всей вселенной я ничем спастись не мог. Но живительным дыханьем день вошел и засиял, Понял я - конец страданьям, и я к Господу воззвал. Но, забыв, о чем молиться, я заплакал, как дитя, И смежил мне сном ресницы ветер утренний, шутя. (С) Киплинг Дата публикации: 2008-12-01 08:23:45 Просмотров: 4466 [ Назад ]