 |
Сезон Гроз - Восемнадцатая Глава
Давайте сядем наземь и припомним
Предания о смерти королей.
Тот был низложен, тот убит в бою,
Тот призраками жертв своих замучен,
Тот был отравлен собственной женой,
А тот во сне зарезан, - всех убили.
Уильям Шекспир, Ричард II (перевод М. Донского)
Глава Восемнадцатая
День королевской свадьбы радовал погодой уже с раннего утра, синеву над Кераком не пятнало ни единое облачко. Уже с утра было очень тепло, зной смягчало дыхание морского бриза.
С раннего утра в Верхнем Городе царило волнение. Улицы и площади тщательно подметали, фасады домов украшали лентами и гирляндами, на шестах поднимали флажки. Дорогу, ведущую к королевскому дворцу, уже с утра заполнила вереница поставщиков — груженые возы и телеги чередовались с возвращающимися порожними, вверх по склону бежали носильщики, ремесленники, торговцы, гонцы и посыльные. Чуть позже дорогу заполнили портшезы, на которых во дворец добирались свадебные гости. Моя свадьба — это вам не хрен собачий, будто бы объявил король Белогун, моя свадьба должна остаться в памяти людей, а молва о ней должна разойтись по всему белому свету. Поэтому, по приказу короля торжества должны были начаться рано и продолжаться до поздней ночи. Все это время гостей должны были ждать совершенно небывалые развлечения.
Керак был крошечным королевством и, в общем, не слишком важным, так что Геральт сомневался, что мир будет особенно потрясен свадьбой Белогунa — даже если тот решит праздновать хоть целую неделю и черт знает какие придумает развлечения, до людей, живущих дальше ста миль, никакие известия о событиях не смогли бы дойти. Но для Белогунa, что было всем известно, центр мира находился в городе Кераке, а самим миром являлись его окрестности размером немногим больше самого Керака.
Они с Лютиком приоделись как можно более элегантно в пределах возможностей, Геральт приобрел даже по этому случаю новенький жакет из телячьей кожи, похоже, сильно переплатив. Что касается Лютика, то он с самого начала объявил, что ему королевская свадьба до одного места и он не примет в ней участия. Он, правда, числился в списке гостей, но как родственник королевского инстигатора, а не как всемирно известный поэт и бард. И ему не предложили выступить. Лютик воспринял это как неуважение и обиделся. Как обычно, обида его длилась недолго, всего неполных полдня.
Вдоль всей вьющейся по склону дороги во дворец были установлены шесты, на них, лениво развеваясь от бриза, висели желтые флажки с гербом Керака — синим дельфином nageant с красными плавниками и хвостом.
Перед въездом на территорию дворца их ждал родственник Лютика Феррант де Леттенхоф в сопровождении нескольких королевских гвардейцев, одетых в цвета гербового дельфина, то есть в синее и красное. Инстигатор поздоровался с Лютиком и подозвал пажа, который должен был помочь поэту и проводить его к месту празднества.
— А вы, милсдарь Геральт, следуйте за мной.
Они прошли боковой парковой аллейкой, очевидно имеющей частично хозяйственное назначение, потому что оттуда доносился стук горшков и кухонной утвари, а также гнусные оскорбления, которыми шеф-повара осыпали поварят. К тому же приятно и вкусно пахло едой. Геральт был знаком с меню, он знал, чем будут лакомиться свадебные гости во время пира. Несколько дней назад он посетил с Лютиком аустерию «Natura Rerum». Фебус Равенга, не скрывая своей гордости, хвастался, что он вместе с несколькими другими рестораторами организует праздник и составляет списки блюд, приготовлением которых будет заниматься элита местных поваров. На завтрак, рассказал он, будут поданы устрицы, морские ежи, креветки и крабовое соте. На второй завтрак мясные холодцы и разнообразные паштеты, лосось копченый и маринованный, заливная утка, овечьи и козьи сыры. На обед будет ad libitum бульон мясной либо рыбный и к нему мясные же или рыбные шарики, суп с фрикадельками из печенки, морской черт, подрумяненный в меду на гриле и морской окунь с шафраном и гвоздикой.
Потом, декламировал Равенга, модулируя голос, как опытный оратор, будет подана мясная вырезка под белым соусом с каперсами, с яйцами и горчицей, ножки лебедей с медом, каплуны, обложенные беконом, куропатки с айвовым повидлом, печеные голуби, а также торт из бараньей печени и ячменной каши. Салаты и всевозможные овощи. Затем карамели, нуга, печенье с начинкой, жареные каштаны, конфитюры и мармелады. Вина из Туссента, разумеется, будут подаваться без перебоев и непрерывно.
Равенга описывал так ярко, что текли слюнки. Геральт сомневался, однако, что ему удастся попробовать что-нибудь из этого обширного меню. На этой свадьбе он отнюдь не был гостем. Он был в худшем положении, чем мечущиеся пажи, которым всегда удается ухватить что-то из проносимых мимо блюд или хотя бы сунуть палец в крем, соус или паштет.
Главным местом празднества был дворцовый парк, некогда храмовый сад, при королях Керака перестроенный и расширенный, в основном, колоннадами, беседками и ротондами. Сегодня среди деревьев и строений дополнительно расставляли многочисленные красочные павильоны, а защитой от палящего солнца и жары служили натянутые на шестах полотнища. Здесь уже собралась толпа гостей. Их не должно было быть слишком много, в общей сложности около двух сотен. Список, согласно слухам, составлял сам король, приглашения должны были получить исключительно особо избранные, самая элита. К элите, как выяснилось, Белогун причислял в основном родственников и свойственников. Помимо них был приглашен местный бомонд и сливки общества: ключевые чиновники, богатейшие местные и иностранные дельцы, а также дипломаты, то есть выдающие себя за торговых атташе шпионы соседних стран. Список дополняла довольно большая группа подхалимов, льстецов и мастеров по влезанию монарху в задницу без мыла.
Возле одного из боковых входов во дворец ожидал принц Эгмунд, одетый в черный кафтан с богатой серебряной и золотой вышивкой. Его сопровождали несколько молодых людей. У всех были длинные завитые волосы, все были одеты по последнему писку моды в подбитые ватой дублеты и обтягивающие штаны с сильно торчащими мешочками на гениталиях. Геральту они не понравились. Не только из-за насмешливых взглядов, которые они бросали на его одежду. Слишком напоминали они Сореля Дегерлунда.
При появлении инстигатора и ведьмака принц немедленно отпустил свиту. Остался только один субъект. У этого волосы были короткими, и штаны он носил нормальные.
Тем не менее, Геральту он не понравился. У него были странные глаза. И взгляд их был неприятным.
Геральт поклонился принцу. Принц, само собой разумеется, не поклонился в ответ.
— Отдай мне меч, — сказал он Геральту сразу же после приветствия. — Ты не можешь здесь щеголять с оружием. Не волнуйся, хоть ты и не будешь видеть меча, он все время будет у тебя под рукой. Я отдал приказ. Если что-то случится, тебе сразу же подадут меч. Этим займется присутствующий здесь капитан Ропп.
— И какова вероятность того, что что-то случится?
— Если бы ее не было или почти не было, стал бы я дурить тебе голову? Ого! — Эгмунд посмотрел на ножны и клинок. — Меч из Вироледы! Не меч, а произведение искусства. Знаю, у меня когда-то был похожий. Его украл мой сводный брат, Вираксас. Когда отец его выгнал, он перед отъездом присвоил много чужих вещей. На память, наверное.
Феррант де Леттенхоф кашлянул. Геральт вспомнил слова Лютика. Имя изгнанного первородного сына запрещалось произносить при дворе. Но Эгмунд, видимо, плевал на запреты.
— Произведение искусства, — повторил принц, все еще разглядывая меч. — Не спрашиваю, каким образом ты его приобрел, но поздравляю с приобретением. Потому что мне не хочется верить, что те, украденные, были лучше этого.
— Дело вкуса, привычки и предпочтений. Я предпочел бы получить те, украденные. Принц и господин инстигатор дали слово, что обнаружат виновника. Позволю себе напомнить: у нас было условие, при котором я беру на себя задачу защиты короля. Очевидно, что условие не выполнено.
— Очевидно, что нет, — холодно признал Эгмунд, передавая меч капитана Роппу, субъекту с нехорошим взглядом. — Поэтому я чувствую себя обязанным тебе это компенсировать. Вместо трехсот крон, которыми я собирался оплатить твои услуги, получишь пятьсот. Я хотел бы добавить также, что следствие по делу о твоих мечах не прекращено, и ты еще можешь их вернуть. У Ферранта, кажется, есть уже подозреваемый. Правда, Феррант?
— Следствие, — сухо уведомил Феррант де Леттенхоф, — однозначно указывает на некоего Никефора Мууса, чиновника магистрата и суда. Он бежал, но его поимка является лишь вопросом времени.
— Недолгого, я полагаю, — хмыкнул принц. — Невеликое это искусство, поймать вымазанного чернилами чиновника. Который вдобавок наверняка нажил себе геморрой, сидя за конторкой — с этим затруднительно убегать, как пешком, так и на лошади. Как вообще он смог удрать?
— Мы имеем дело, — проворчал инстигатор, — с человеком трудно предсказуемым. И, вероятно, умственно неполноценным. Прежде чем исчезнуть, он устроил какое-то отвратительное безобразие в заведении Равенги, с, извините, человеческими экскрементами... Заведение пришлось закрыть на некоторое время, потому что... Я опущу шокирующие подробности. При совершении обыска в квартире Мууса украденные мечи не были обнаружены, вместо этого нашли... Извините... Кожаный ранец, до краев заполненный...
— Не говори, не говори, догадываюсь, чем, — поморщился Эгмунд. — Да, это действительно многое говорит о психическом состоянии этого субъекта. Твои мечи, ведьмак, в таком случае, скорее всего пропали. Даже если Феррант поймает его, он ничего не узнает от сумасшедшего. Таких даже под пытки не стоит отправлять, мучения вызывают у них только бред без ладу и складу. Однако извините, долг зовет.
Феррант де Леттенхоф проводил Геральта к главному входу на территорию дворца. Вскоре они оказались на выложенном каменными плитами дворике, где сенешаль приветствовал прибывающих гостей, а гвардейцы и пажи сопровождали их дальше, вглубь парка.
— Чего мне следует ожидать?
— Что?
— Чего мне следует ожидать здесь сегодня? Какое из этих слов непонятно?
— Принц Ксандер, — инстигатор понизил голос, — хвастался при свидетелях, что уже завтра станет королем. Но он говорит это уже не первый раз, и всегда, будучи нетрезвым.
— Он способен устроить переворот?
— Вряд ли. Но у него есть камарильи, наперсники и фавориты. Более способные.
— Много ли правды в том, что Белогун сегодня объявит наследником трона своего сына, зачатого с новой женой?
— Много.
— А теряющий шансы на трон Эгмунд — смотрите и любуйтесь — нанимает ведьмака для охраны и защиты отца. Достойная восхищения сыновняя любовь!
— Не рассуждай. Взялся за дело — выполняй его.
— Я взялся и выполняю. Хотя оно очень неясное. Я не знаю, кто в случае чего будет против меня. Но я хотя бы должен знать, кто в случае чего меня поддержит.
— Если понадобится меч, то, как и обещал принц, его подаст тебе капитан Ропп. Он также будет поддерживать тебя. Я помогу, чем смогу. Потому что я желаю тебе успеха.
— С каких пор?
— Что?
— Мы никогда не разговаривали с глазу на глаз. Всегда с нами был Лютик, и при нем я не хотел затрагивать эту тему. Подробная информация в письменном виде о моих предполагаемых махинациях. Откуда она у Эгмунда? Кто ее сфабриковал? Ясно, что не он сам. Значит сфабриковал ее ты, Феррант.
— Не имею с этим ничего общего. Уверяю...
— Ты плохо лжешь для стража закона. Не представляю, каким чудом ты достиг этого положения.
Феррант де Леттенхоф замолчал.
— Я был вынужден, — сказал он. — Я выполнял приказы.
Ведьмак долго смотрел на него.
— Ты не поверишь, — сказал он, наконец, — сколько раз я слышал нечто подобное. Отрадно, что чаще всего из уст людей, которых через минуту должны были повесить.
*
Литта Нейд была среди гостей. Он нашел ее легко. Потому что она бросалась в глаза.
Сильно декольтированное платье из сочно-зеленого крепдешина было спереди украшено вышивкой в виде стилизованной бабочки, сверкающей от крошечных блесток. Платье было внизу с оборками. Оборки в одежде женщин старше десяти лет, как правило, вызывали у ведьмака ироническое сочувствие, в платье Литты, однако, они сочетались со всем остальным и поэтому были более чем привлекательны.
Шею чародейки охватывало колье из шлифованных изумрудов. Каждый был не мельче, чем миндаль. Один из них был гораздо крупнее.
Ее рыжие волосы были как лесной пожар.
Рядом с Литтой стояла Мозаик. В черном и удивительно смелом платье из шелка и шифона, на плечах и рукавах полностью прозрачном. Шея и декольте девушки были прикрыты чем-то вроде причудливо драпированных шифоновых брыжей, в сочетании с длинными черными перчатками это придавало ее силуэту ауру экстравагантности и тайны.
Обе носили туфли на четырехдюймовых каблуках. Литта — из кожи игуаны, Мозаик — черные лакированные.
Геральт мгновение колебался, подойти ли. Но только мгновение.
— Здравствуй, — спокойно приветствовала его она. — Какая встреча, рада тебя видеть. Мозаик, ты выиграла, белые туфельки твои.
— Пари, — догадался он. — Что послужило предметом?
— Ты. Я полагала, что мы тебя больше не увидим, предложила пари, что ты больше не появишься. Мозаик пари приняла, потому что предполагала иначе.
Она одарила его глубоким нефритовым взглядом, видимо, ожидая комментария. Хоть слова. Любого. Геральт молчал.
— Здравствуйте, прекрасные дамы! — Лютик вырос как из-под земли, прямо deus ex machina. — Низко кланяюсь, отдавая дань красоте. Госпожа Нейд, госпожа Мозаик. Простите, что без цветов.
— Прощаем. Ну, что там нового в искусстве?
— Как обычно в искусстве, все и ничего, — Лютик снял с подноса проходящего мимо пажа пару бокалов вина и вручил их дамам. — Как-то тоскливо на этой вечеринке, вам не кажется? Но вино хорошее. Эст-Эст, сорок за пинту. Красное тоже ничего, я пробовал. Только не пейте гипокрас, не умеют они его готовить. А гости все прибывают, заметили? Как обычно в высших сферах, эдакие гонки наоборот, бег a rebours, побеждает и пожинает лавры тот, кто появится последним. И появится красиво. Я думаю, мы наблюдаем финиш. Финишную черту пересекает владелец сети лесопилок с супругой и тут же проигрывает идущему вслед за ним начальнику порта с супругой. Тот, в свою очередь, проигрывают неизвестному мне элегантному...
— Это шеф ковирского торгового представительства, — пояснила Коралл. — С супругой. Интересно, чьей.
— К группе лидеров, посмотрите, присоединяется Пирал Пратт, старый бандит. С ничего себе такой партнершей... Вот зараза!
— Что случилось?
— Эта женщина рядом с Праттом... — захлебнулся Лютик. — Это... Это Этна Асидер... Вдовица, которая продала мне меч...
— Она так представилась? — усмехнулась Литта. — Этна Асидер? Банальная анаграмма. Эту особу зовут Антея Деррис. Старшая дочь Пратта. Никакая она не вдовица, поскольку никогда не была замужем. Ходят слухи, что она не любит мужчин.
— Дочь Пратта? Не может быть! Я был у него...
— И не встречал ее там, — не дала ему закончить чародейка. — Ничего удивительного. Антея не в лучших отношениях с семьей, даже фамилию не использует, пользуется псевдонимом, составленным из двух имен. С отцом общается только по деловым вопросам, которыми занимается очень активно. Я сама удивляюсь, видя их здесь вместе.
— Наверное, есть взаимные интересы, — резко заметил ведьмак.
— Страшно подумать, какие. Антея официально занимается торговым посредничеством, но ее любимый спорт — аферы, надувательство и мошенничество. Поэт, хочу тебя попросить. Ты человек опытный, а Мозаик нет. Поводи ее среди гостей, представь тем, с кем стоит познакомиться. И покажи ей тех, с кем не стоит.
Заверив Коралл, что ее желание для него равносильно приказу, Лютик подал Мозаик руку. Они остались одни.
— Пойдем, — прервала Литта длительное молчание. — Пройдемся. Туда, на холм.
С холма, с обители размышлений, с высоты открывался вид на город, на Пальмиру, порт и море. Литта заслонила глаза ладонью.
— Что это там вплывает на рейд? И становится на якорь? Трехмачтовый фрегат интересной конструкции. Под черными парусами, ха, это довольно необычно...
— Оставим фрегаты. Лютик и Мозаик ушли, мы одни и в сторонке.
— А ты, — обернулась она, — размышляешь, зачем. Ждешь, о чем таком я буду с тобой говорить. Ждешь вопросов, которые я задам. А я, может, просто хочу рассказать тебе последние сплетни? Из среды чародеев? О, нет, не бойся, они не касаются Йеннифэр. Они касаются Риссберга, места, так или иначе, хорошо тебе известного. Там недавно произошли серьезные изменения... Я не вижу в твоих глазах искры любопытства. Продолжать?
— Да, пожалуйста.
— Все началось, когда умер Ортолан.
— Ортолан мертв?
— Он умер меньше недели назад. Согласно официальной версии смертельно отравился удобрениями, над которыми работал. Но ходят слухи, что это был инсульт, вызванный известием о внезапной смерти одного из его любимых учеников, погибшего в результате какого-то неудачного и очень подозрительного эксперимента. Речь идет о неком Дегерлунде. Припоминаешь его? Вы встречались, когда ты был в замке?
— Не исключено. Я встречался со многими. Не каждого из них стоило запоминать.
— Ортолан вроде бы обвинил в смерти своего ученика весь штат Риссберга, пришёл в ярость и получил инсульт. Он был действительно старым, много лет страдал от гипертонии, не была секретом его зависимость от фисштеха, а фисштех и гипертония — это гремучая смесь. Но там, наверное, было что-то существенное, потому что в Риссберге произошли значительные кадровые перемены. Еще до смерти Ортоланa там дошло до конфликтов, вынужден был уйти в отставку, среди прочих, Алджернон Гвинкамп, более известный как Пинети. Его ты точно знал. Потому что, если кого-то там и стоило запомнить, то именно его.
— Это правда.
— Смерть Ортоланa, — Коралл внимательно посмотрела на него,— вызвала быструю реакцию Капитула, до ушей которого уже раньше доходили некоторые тревожные новости о выходках покойного и его питомца. Что интересно, и в наше время все более характерно, лавину вызвал крошечный камешек. Ничего не значащий человек из простых, какой-то настырный шериф или констебль. Он заставил действовать своего начальника, бейлифа из Горс Велена. Бейлиф передал обвинение наверх, и так, ступенька за ступенькой, дело дошло до королевского совета, а оттуда в Капитул. Короче говоря: обнаружили виновных в отсутствии контроля. Из администрации пришлось уйти Бируте Икарти, она вернулась в школу, в Аретузу. Ушли Аксель Рябой и Сандовал. Зангенис сохранил положение, получил от Капитула поощрение за то, что доносил на остальных и свалил на них всю вину. Как тебе это нравится? Может, что-нибудь скажешь по этому поводу?
— А что я могу сказать, это ваши дела. И ваши интриги.
— Интриги, разгоревшиеся в Риссберге вскоре после твоего визита туда.
— Ты переоцениваешь меня, Коралл. И мои истинные возможности.
— Я никогда ничего не переоцениваю. И редко недооцениваю.
— Мозаик и Лютик вот-вот вернутся, — он в упор смотрел ей в глаза. — Ты ведь неспроста велела им уйти. Скажи, наконец, в чем дело.
Она выдержала его взгляд.
— Ты хорошо знаешь, в чем дело, — сказала она. — Не оскорбляй мой интеллект, принижая напоказ свой собственный. Ты не был у меня больше месяца. Нет, не думай, что я ожидаю приторной мелодрамы или патетически-сентиментальных жестов. От отношений, которые уже позади, я не жду ничего, кроме приятных воспоминаний.
— Ты использовала, кажется, слово «отношения»? Действительно, поражает его семантическая емкость.
— Ничего, — она пропустила его слова мимо ушей, но глаз не опустила, — кроме приятных воспоминаний. Не знаю, как ты это воспринимаешь, но что касается меня, что же, я скажу честно, в этом нет ничего хорошего. Стоило бы, как мне кажется, сделать небольшое усилие в этом направлении. Думаю, многого не требуется. Так, что-то небольшое, но красивое, красивый финальный аккорд, то, что оставит приятное воспоминание. Ты решишься на что-то такое? Захочешь прийти ко мне?
Он не успел ответить. Раздались оглушительные удары колокола на кампаниле, пробившие десять ударов. Затем зазвучали трубы — громкий, медный и немного какофонический звук фанфар. Сине-красные гвардейцы разделили толпу гостей, образовав коридор. Под портиком у входа во дворец появился маршал двора, с золотой цепью на шее и большим, как столб, посохом в руке. За маршалом шагали глашатаи, за глашатаями сенешаль. И за сенешалем, в собольей шапке на голове и со скипетром в руке, двигалась костлявая и жилистая особа — Белогун, король Керака. Рядом с ним шла худенькая блондиночка в вуали, которая могла быть только королевской избранницей, в совсем недалеком будущем его супругой и королевой. Блондинка была одета в белоснежное платье и обвешана бриллиантами, пожалуй, чрезмерно, пожалуй по-нуворишески и слишком безвкусно. Так же, как у короля, на ее плечах была горностаевая мантия, поддерживаемая сзади пажами.
Позади королевской четы, где-то, грубо говоря, шагах в пятнадцати за поддерживающими горностаев пажами, следовала королевская семья. Среди них, конечно же, Эгмунд, рядом с ним кто-то светлый, как альбинос, это мог быть только его брат Ксандер. За братьями шли остальные родственники, несколько мужчин, несколько женщин, с ними несколько подростков, мальчиков и девочек, очевидно, потомки законные и внебрачные.
Пройдя мимо кланяющихся гостей и глубоко приседающих дам, королевская процессия достигла цели — сооружения, чем-то напоминающего эшафот. На возвышении, накрытом сверху балдахином, а по сторонам огороженном гобеленами, было установлено два трона. На которые уселись король и невеста. Остальным родственникам велели стоять.
Трубы вновь разорвали уши медным ревом. Маршал двора, размахивая руками, как дирижер перед оркестром, призвал гостей провозглашать здравицы, поздравления и тосты. После чего со всех сторон послушно посыпались пожелания несокрушимого здоровья, счастья, благополучия, всего самого лучшего, долгих лет жизни, еще более долгих, еще дольше, еще и еще, гости и придворные старались превзойти друг друга. Король Белогун не изменил своего надменного и напыщенного выражения лица, свое удовлетворение от пожеланий, комплиментов и од в его честь и в честь его избранницы он демонстрировал только легкими покачиваниями скипетра.
Маршал успокоил гостей и произнес речь, говорил долго, плавно переходя от высокопарности к напыщенности и обратно. Геральт все свое внимание уделял наблюдению за толпой, так что эту речь воспринимал с пятого на десятое. Король Белогун, огласил всем и каждому маршал двора, искреннее счастлив видеть здесь столь много выдающихся персон, рад их приветствовать, в этот торжественный день желает гостям того же, что они пожелали ему, свадебная церемония состоится во второй половине дня, а до той поры пусть гости едят, пьют и радуют себя многочисленными запланированными по этому случаю развлечениями.
Рев труб объявил об окончании официальной части. Королевская процессия начала покидать парк. Среди гостей Геральт успел рассмотреть несколько довольно подозрительно ведущих себя группок. Особенно ему не понравилась одна из них, потому что они кланялись процессии не так низко, как другие, и старались протолкнуться к воротам дворца. Он немного переместился к шеренге сине-красных солдат. Литта шла рядом.
Белогун шагал, глядя прямо перед собой. Невеста осматривалась, иногда кивая головой поздравляющим ее гостям. Порыв ветра на мгновение приподнял вуаль. Геральт увидел огромные голубые глаза. Увидел, как эти глаза обнаружили вдруг среди толпы Литту Нейд. И как в этих глазах загорелась ненависть. Чистая, незамутненная, прямо-таки дистиллированная ненависть.
Длилось это секунду, потом зазвучали трубы, процессия прошла, промаршировали гвардейцы. Подозрительно ведущая себя группка, как оказалось, имела своей единственной целью стол с вином и закусками, который они тут же оккупировали и опустошили, опережая прочих.
На импровизированных сценах тут и там начались выступления: заиграли ансамбли гуслей, лир, флейт и свирелей, запели хоры. Жонглеры сменяли фокусников, силачи уступали место акробатам, канатоходцев сменяли обнаженные танцовщицы с бубнами. Становилось все веселее. Щечки дам разрумянились, лица мужчин заблестели от пота, голоса тех и других становились все громче. И слегка невнятными.
Литта затащила его за павильон. Они спугнули парочку, которая пряталась там в явно сексуальных целях. Чародейка не смутилась, не обратила на них никакого внимания.
— Я не знаю, что готовится, — сказала она. — Не знаю, хотя догадываюсь, зачем и почему ты здесь. Но гляди в оба и все, что будешь делать, делай с учетом того, что королевская невеста есть не кто иная, как Илдико Брекл.
— Не спрашиваю, знакомы ли вы. Я видел этот взгляд.
— Илдико Брекл, — повторила Коралл. — Это ее имя. Ее выгнали из Аретузы на третий год. За мелкое воровство. Как вижу, она преуспела в жизни. Чародейкой не стала, но через несколько часов станет королевой. Вишенка на торте, черт бы ее побрал. Семнадцать лет? Старый дурак. Ей уже добрых двадцать пять.
— И она очень тебя не любит.
— Это взаимно. Она признанная интриганка, за ней всегда тянется ворох проблем. Но это еще не все. Тот фрегат, который вошел в порт под черными парусами. Я уже знаю, что это за корабль, слышала о нем. Это «Ахеронтия». Он имеет очень плохую репутацию. Там, где он появляется, как правило, что-то случается.
— Что, например?
— Это экипаж наемников, которых, по-видимому, можно нанять для чего угодно. А для чего, по-твоему, нанимают наемников? Для кладки кирпичей?
— Я должен идти. Извини, Коралл.
— Что бы ни случилось, — медленно произнесла она, глядя ему в глаза. — Что бы ни произошло, я не могу быть в этом замешана.
— Не беспокойся. Я не намерен звать тебя на помощь.
— Ты меня неправильно понял.
— Конечно. Извини, Коралл.
*
Сразу за поросшей плющом колоннадой он столкнулся с возвращающейся Мозаик. Удивительно спокойной и холодной среди жары, шума и суеты.
— Где Лютик? Он оставил тебя?
— Оставил, — вздохнула она. — Но вежливо извинился и вам тоже велел передать извинения. Его попросили о приватном выступлении. В дворцовых покоях, для королевы и ее фрейлин. Он не мог отказать.
— Кто его попросил?
— Мужчина, похожий на солдата. Со странным выражением глаз.
— Я должен идти. Прости, Мозаик.
За украшенным цветными ленточками павильоном собралась небольшая толпа, подавали еду: пироги, лососину и заливную утку. Геральт прокладывал себе дорогу, выискивая капитана Роппа или Ферранта де Леттенхофа. Вместо этого вышел прямо на Фебуса Равенгу.
Ресторатор выглядел как аристократ. Он был одет в парчовый дублет, на голове его была шляпа, украшенная пучком пышных страусиных перьев. Его сопровождала дочь Пирала Пратта, изящная и элегантная в черном мужском костюме.
— О, Геральт, — обрадовался Равенга. — Позволь, Антея, представить тебе: Геральт из Ривии, знаменитый ведьмак. Геральт, это госпожа Антея Деррис, торговый посредник. Выпей с нами вина...
— К сожалению, — извинился он, — я спешу. Госпожа Антея, я уже с вами знаком, хотя и не лично. Будучи на твоем месте, Фебус, я не покупал бы у нее ничего.
Портик над входом во дворец какой-то ученый лингвист украсил надписью: CRESCITE ET MULTIPLICAMINI. А Геральта остановили скрещенные древка алебард.
— Вход воспрещен.
— Мне нужно срочно увидеть королевского инстигатора.
— Вход воспрещен, — из-за алебардщиков вышел начальник караула. В левой руке он держал эспонтон. Грязный палец правой руки целился Геральту прямо в нос. — Запрещен, понимаешь, милсдарь?
— Если не уберешь палец от моего лица, я тебе сломаю его в нескольких местах. Ну вот, так лучше. А теперь проводи меня к инстигатору.
— Всякий раз, когда ты натыкаешься на стражу, сразу же скандал, — отозвался из-за спины ведьмака Феррант де Леттенхоф, он, видимо, шел следом за ним. — Это серьезный недостаток характера. Могут быть неприятные последствия.
— Я не люблю, когда кто-то не дает мне войти.
— А для этого как раз и существуют часовые и стражи. Они не были бы нужны, если бы вход всюду был свободен. Пропустите его.
— У нас приказ самого короля, — командир караула нахмурился. — Никого не впускать без досмотра.
— Тогда досмотрите его.
Досмотр был тщательным, стражники не ленились, обыскали детально, не ограничиваясь беглым ощупыванием. Не нашли ничего, стилета, который Геральт обычно носил в голенище, на свадьбу он не взял.
— Удовлетворен? — инстигатор посмотрел на начальника караула сверху вниз. — Тогда отодвиньтесь и пропустите нас.
— Прошу прощения у вашей милости, — процедил начальник. — Приказ короля был ясным. Он касается всех.
— Что? Не забывайся, парень! Знаешь, перед кем стоишь?
— Никого без досмотра, — начальник кивнул стражникам. — Приказ был ясным. Пусть ваша милость не устраивает проблем. Нам... и себе.
— Что тут сегодня делается?
— По этому вопросу обращайтесь к начальству. Мне приказали досматривать.
Инстигатор тихо выругался и согласился на досмотр. У него не было при себе даже перочинного ножика.
— Что все это может значить, хотел бы я знать, — сказал он, когда они, наконец, пошли по коридору. — Я серьезно обеспокоен. Серьезно обеспокоен, ведьмак.
— Лютика не видел? Вроде бы его вызвали во дворец, для выступления.
— Ничего об этом не знаю.
— А ты знаешь, что в порт прибыла «Ахеронтия»? Тебе говорит что-нибудь это название?
— И очень много. И мое беспокойство возрастает. С каждой минутой. Поспешим!
В вестибюле — бывшем дворике храма — вертелись вооруженные протазанами гвардейцы, сине-красные мундиры мелькали также на галереях. Из коридоров доносились топот сапог и громкие голоса.
— Эй! — инстигатор остановил проходящего мимо солдата. — Сержант! Что здесь происходит?
— Простите, ваша милость... Спешу по приказу...
— Стой, я говорю! Что здесь происходит? Я требую объяснений! Что-то не так? Где принц Эгмунд?
— Господин Феррант де Леттенхоф.
В дверях, под знаменами с синим дельфином, под охраной четырех рослых молодцов в кожаных кабатах стоял король Белогун собственной персоной. Избавившись от королевских атрибутов, он уже не выглядел королем. Он был похож на крестьянина, у которого только что отелилась корова. Родив на свет распрекрасного теленка.
— Господин Феррант де Леттенхоф, — в голосе короля тоже звучала радость от приплода. — Королевский инстигатор. Значит, мой инстигатор. А может, не мой? Может быть, моего сына? Появляешься, хотя я тебя не звал. На самом деле, присутствовать здесь в настоящее время было твоей служебной обязанностью, но я тебя не вызывал. Пусть, думал я, Феррант развлекается, пусть поест, выпьет, приголубит какую-нибудь пташку и оттрахает в беседке. Я Ферранта не вызывал, не хотел его здесь видеть. Ты знаешь, почему не хотел? Потому что не был уверен, кому он служит. Кому ты служишь, Феррант?
— Я служу, — инстигатор низко поклонился, — Вашему Королевскому Величеству. Я полностью предан Вашему Королевскому Величеству.
— Все слыхали? — Король театрально огляделся. — Феррант мне предан! Хорошо, Феррант, хорошо. Я ждал такого ответа, королевский инстигатор. Можешь остаться, пригодишься. Загружу тебя сейчас заданиями в самый раз для инстигатора... Эй! А это кто здесь? Кто это? Подожди, подожди! Не тот ли это ведьмак, который мошенничал? На которого указала нам чародейка?
— Оказалось, что он невиновен, чародейка были введена в заблуждение. На него донесли...
— На невинных не доносят.
— Было решение суда. Дело прекращено за отсутствием состава преступления.
— Но дело было, значит, было зловоние. Судебные решения и суждения исходят от фантазии и прихоти судебных чиновников, зловоние же исходит от самого судебного дела. Хватит об этом, не буду тратить время на лекции по юриспруденции. В день своей свадьбы я могу позволить себе снисходительность, я не прикажу бросить его в тюрьму, но пусть этот ведьмак немедленно уберется прочь с моих глаз. И никогда больше мне на глаза не попадается.
— Ваше Королевское Величество... Я обеспокоен... В порт якобы вошла «Ахеронтия». В данной ситуации соображения безопасности диктуют необходимость обеспечить охрану... Ведьмак мог бы...
— Что он мог бы? Заслонить меня своей грудью? Поразить злодеев ведьмачьими чарами? Именно такое задание дал ему Эгмунд, мой любящий сын? Защитить отца и сохранить его безопасность? Иди за мной, Феррант. А, к черту, изволь и ты, ведьмак. Я вам кое-что покажу. Вы увидите, как я забочусь о собственной безопасности и как обеспечиваю свою защиту. Присмотритесь. Послушайте. Может, чему-нибудь научитесь. И что-то узнаете. О себе. Давайте, за мной!
Пошли, подгоняемые королем и окруженные бугаями в кожаных кабатах. Они вошли в большой зал, под расписанным морскими волнами и чудовищами потолком здесь, на возвышении стоял трон, на который уселся Белогун. Напротив, под фреской, изображающей стилизованную карту мира, на скамейке, под охраной других бугаев, сидели королевские сыновья. Принцы Керака. Черный, как ворон, Эгмунд и белый, как альбинос, Ксандер.
Белогун развалился на троне. Он смотрел на сыновей свысока, взглядом триумфатора, от которого падают на колени, моля о пощаде, побежденные в битве враги. На изображениях, которые Геральт видел, у победителей, как правило, были на лицах значительность, достоинство, благородство и уважение к побежденным. На лице Белогунa бессмысленно было искать эти чувства. На нем было нарисовано только ядовитая насмешка.
— Мой придворный шут, — сказал король, — вчера заболел. Подхватил понос. Я думал, не повезло, не будет шуток, не будет веселых сценок, не будет смешно. Я был неправ. Мне смешно. Так смешно, что животик надрываю. Потому что это вы, вы оба, сыновья мои, смешные. Жалкие, но смешные. Многие годы, я вам обещаю, с моей женушкой в постели, после шалостей и любовных игр, всякий раз, вспоминая о вас обоих, об этом дне, мы будем смеяться до слез. Потому что, в конце концов, нет ничего смешнее, чем дураки.
Ксандер, это было нетрудно заметить, боялся. Он бегал глазами по залу и сильно потел. Эгмунд наоборот, не проявлял страха. Он смотрел отцу прямо в глаза с ответной язвительностью.
— Народная мудрость гласит: надейся на лучшее — будь готов к худшему. И я был готов к худшему. Потому что может ли быть что-нибудь хуже измены родных сыновей? Среди ваших самых доверенных соратников я внедрил своих агентов. Ваши сообщники предали вас, как только на них нажали. Ваши пособники и фавориты просто сбежали из города.
— Да, сыны мои. Вы думали, что я слепой и глухой? Что я старый, дряхлый и немощный? Вы думали, что я не вижу, как вы оба стремитесь получить трон и корону? Что вы жаждете их, как свинья трюфелей? Свинья, когда почует запах трюфеля, глупеет. От желания, от жадности, от вожделения и дикого аппетита. Свинья бесится, визжит, роет землю, невзирая ни на что, лишь бы только дорваться до трюфеля. Чтобы ее отогнать, нужно крепко лупить ее дубиной. И вы, сыновья, оказались просто свиньями. Почуяв гриб, вы с ума посходили от жадности и аппетита. Только получите вы дерьма, а не трюфель. И дубины тоже попробуете. Вы пошли против меня, сынки, покусились на мою власть и мою особу. Здоровье людей, которые идут против меня, как правило, быстро ухудшается. Это факт, подтвержденный медицинской наукой.
— В порту бросил якорь фрегат «Ахеронтия». Он приплыл сюда по моему приказу, это я нанял капитана. Суд соберется завтра утром, решение будет принято до полудня. И в полдень вы оба будете на корабле. С палубы вам позволят сойти только когда фрегат пройдет мимо маяка на Пейш де Мар. Что практически означает, что вашим новым местом жительства будет Назаир. Эббинг. Мехт. Или Нильфгаард. Или самый край света и чистилище, если вы предпочтете отправиться туда. Потому что сюда, в эти окрестности, вы не вернетесь никогда. Никогда. Если хотите сохранить головы на плечах.
— Хочешь нас изгнать? — завыл Ксандер. — Как изгнал Вираксаса? Наши имена тоже запретишь произносить при дворе?
— Вираксаса я выгнал в гневе и без приговора. Это не значит, что я не прикажу его казнить, если он осмелился вернуться. Вас обоих осудит на изгнание трибунал. Легально и законно.
— Ты в этом так уверен? Посмотрим! Посмотрим, что на такое беззаконие скажет суд!
— Суд знает, какого приговора я ожидаю, такой и вынесет. Единодушно и единогласно.
— Так уж единогласно! В этой стране суды независимы.
— Суды — да. Но судьи — нет. Ты глуп, Ксандер. Твоя мать была глупа, как пробка. Ты пошел в нее. Даже этот заговор ты, конечно, придумал не сам, все спланировал кто-то из твоих фаворитов. Но в целом я рад, что ты затеял заговор, с удовольствием от тебя избавлюсь. Другое дело Эгмунд. Эгмунд умен. Ведьмак, нанятый для защиты отца заботливым сыном, ах, как же ловко ты скрывал это в тайне, так что все об этом узнали. А потом контактный яд. Хитрая штука этот яд, мою еду и питье пробуют, но кто бы мог подумать про ручку каминной кочерги в королевской спальне? Кочерги, которой пользуюсь только я и никому не позволяю ее трогать? Хитро, хитро, сынок. Только твой отравитель предал тебя, так уж оно бывает: предатели предают предателей. Что же ты молчишь, Эгмунд? Разве тебе нечего сказать?
Глаза Эгмундa были холодными, по-прежнему в них не было и тени страха. Его не пугает перспектива ссылки, понял Геральт, он не думает ни об изгнании, ни о жизни на чужбине, не думает об «Ахеронтии», не думает о Пейш де Маре. Так о чем же он думает?
— Тебе, — повторил король, — нечего сказать, сынок?
— Только одно, — процедил Эгмунд. — Тоже из народной мудрости, которую ты так любишь. Нет хуже дурака, чем старый дурак. Вспомни мои слова, дорогой отец. Когда придет время.
— Взять их под замок и охранять, — приказал Белогун. — Это твое задание, Феррант, это дело инстигатора. А теперь вызвать ко мне сюда портного, маршала двора и нотариуса, все остальные вон. А ты, ведьмак... Научился чему-то сегодня, правда? Узнал кое-что о себе? А именно то, что ты наивный простофиля? Если ты это понял, значит, есть хоть какая-то польза от твоего сегодняшнего визита сюда. Который только что закончился. Эй, там, двое ко мне! Проводите этого ведьмака к воротам и вышвырните его вон. Присмотрите, чтобы он не спер что-нибудь из столового серебра!
*
В коридоре позади вестибюля им преступил дорогу Ропп. В компании двух лиц с такими же глазами, движениями и осанкой. Геральт готов был держать пари, что все трое когда-то служили в одной и той же части. И вдруг он понял. Внезапно понял, что знает, что произойдет дальше, как развернутся события. Поэтому не удивился, когда Ропп заявил, что принимает на себя наблюдение за сопровождаемым, и приказал охранникам удалиться. Он знал, что капитан предложит ему следовать за ним. Как он и ожидал, двое других шли сзади, за его спиной.
Предчувствовал, кого он увидит в комнате, в которую они вошли.
Лютик был бледен, как мертвец, и явно в ужасе. Но вроде бы невредим. Он сидел на стуле с высокой спинкой. За стулом стоял тощий тип с заплетенными в косичку волосами. Тип держал в руке мизерикордию с длинным, тонким четырехгранным лезвием. Острие было направлено в шею поэта, под челюстью, наискось вверх.
— Только без глупостей, — предупредил Ропп. — Без глупостей, ведьмак. Одно необдуманное движение, даже одно шевеление, и господин Самса заколет музыканта как борова. Без колебаний.
Геральт знал, что господин Самса не станет колебаться. Потому что глаза господина Самсы были еще гаже, чем у Роппа. Это были глаза с очень необычным выражением. Людей с такими глазами иногда можно встретить в моргах и прозекториях. Они нанимались туда вовсе не для того, чтобы зарабатывать на жизнь, а чтобы иметь возможность реализовать скрытые наклонности.
Геральт уже понял, почему принц Эгмунд был спокоен. Почему без страха смотрел в будущее...
И в глаза отца.
— Подразумевается, что ты будешь послушным, — сказал Ропп. — Если будешь послушным, оба останетесь в живых.
— Сделаешь то, что мы тебе скажем, — продолжал врать капитан, — и мы отпустим тебя и стихоплета. Будешь упрямиться — убьем обоих.
— Ты совершаешь ошибку, Ропп.
— Господин Самса, — Ропп не обратил внимания на предупреждение, — побудет здесь с музыкантом. Мы, то есть ты и я, отправимся в королевские покои. Там будет стража. У меня, как видишь, твой меч. Я отдам его тебе, и ты займешься стражей. И отрежешь тех, кого стража успеет вызвать, убьешь их всех. Услыхав шум, камердинер выведет короля через тайный выход, а там будут ждать господа Рихтер и Твердорук. Которые немного изменят порядок наследования местного престола и историю местной монархии.
— Ты совершаешь ошибку, Ропп.
— Сейчас, — сказал капитан, подходя совсем близко. — Сейчас ты подтвердишь, что понял задание и что выполнишь его. Если ты этого не сделаешь, пока я мысленно досчитаю до трех, господин Самса пронзит музыканту барабанную перепонку в правом ухе, а я буду считать дальше. Если не будет ожидаемого эффекта, господин Самса ткнет в другое ухо. А потом выколет поэту глаз. И так далее, до завершения, которым будет укол в мозг. Я начинаю считать, ведьмак.
— Не слушай его, Геральт! — Лютик каким-то чудом издал голос из сжатого горла. — Они не посмеют прикоснуться ко мне! Я знаменитость!
— Он, — мрачно оценил Ропп, — видимо не воспринимает нас всерьез. Господин Самса, правое ухо.
— Стой! Нет!
— Уже лучше, — кивнул головой Ропп. — Уже лучше, ведьмак. Подтверди, что ты понял задание. И что выполнишь его.
— Убери стилет подальше от уха поэта.
— Ха, — усмехнулся господин Самса, поднимая мизерикордию высоко над головой. — Так хорошо?
— Так хорошо.
Геральт левой рукой схватил Роппа за запястье, правой — за рукоять своего меча. Сильным рывком притянул капитана к себе и изо всех сил ударил его лбом в лицо. Хрустнуло. Пока падал Ропп, ведьмак выхватил меч из ножен, одним плавным движением с короткого оборота отсек господину Самсе поднятую руку с мизерикордией. Самса закричал, рухнул на колени. Рихтер и Твердорук бросились на ведьмака с обнаженными кинжалами, он проскочил между ними полувольтом. Попутно полоснул по шее Рихтера, кровь брызнула даже на люстру, свисающую с потолка. Твердорук напал, маневрируя ножевыми финтами, но споткнулся о лежащего Роппа, на мгновение потерял равновесие. Геральт не дал ему его отыскать. Быстрым выпадом поразил его снизу в пах и второй раз, сверху, в сонную артерию. Твердорук упал, свернувшись в клубок.
Господин Самса его удивил. Оставшись без правой руки, с истекающей кровью культей, он поднял левой рукой с пола мизерикордию. И бросился с ней на Лютика. Поэт закричал, но проявил присутствие духа. Упал со стула и оградился им от нападающего. А Геральт ничего больше господину Самсе сделать не позволил. Кровь вновь обрызгала потолок, люстру и торчащие из нее огарки свеч.
Лютик поднялся на колени, оперся лбом о стену, после чего его вырвало, весьма обильно и с брызгами.
В комнату ворвался Феррант де Леттенхоф, с ним несколько охранников.
— Что происходит? Что здесь произошло? Юлиан! Ты цел? Юлиан!
Лютик поднял руку, показывая жестом, что ответит через мгновение, потому что сейчас нет времени. Потом его снова вырвало.
Инстигатор приказал охранникам выйти, закрыл за ними дверь. Он осмотрел трупы, осторожно, чтобы не наступить на пролитую кровь, и следя, чтобы кровь, капающая с люстры, не запачкала ему дублет.
— Самса, Твердорук, Рихтер, — узнал он. - И капитан Ропп. Доверенные люди принца Эгмундa.
— Они выполняли приказы, — пожал плечами ведьмак, глядя на меч. — Так же, как и ты, покорно выполняли приказы. И ты не знал об этом. Подтверди, Феррант.
— Я ничего об этом не знал, — быстро заверил инстигатор и отступил, прислонившись спиной к стене. — Клянусь! Ты же не подозреваешь... Не думаешь...
— Если бы думал, ты был бы уже мертв. Я тебе верю. Они не покушались бы на жизнь Лютика.
— Я должен предупредить об этом короля. Боюсь, что для принца Эгмундa это может означать поправки и дополнения к обвинительному заключению. Ропп жив, мне кажется. Он даст показания...
— Сомневаюсь, что он будет в состоянии.
Инстигатор посмотрел на капитана, который лежал, выгнувшись, в луже мочи, у него обильно текли слюни, он все время дрожал.
— Что это с ним?
— Обломки носовой кости в мозгу. И, наверное, несколько осколков в глазных яблоках.
— Чрезмерно сильно ударил.
— Я именно так и хотел. — Геральт вытер лезвие меча стянутой со стола салфеткой, — Лютик, как ты там? В порядке? Можешь встать?
— В порядке, в порядке, — пробормотал Лютик. — Уже лучше. Намного лучше...
— Ты не похож на кого-то, кому лучше.
— Дьявол, я только что еле смерти избежал! — поэт встал, держась за комод. — Черт возьми, я в жизни так не боялся... У меня было впечатление, что в моей заднице дно порвется. И что снизу из меня все вылетит, вплоть до зубов. Но когда я тебя увидел, я знал, что ты меня спасешь. То есть не знал, но сильно на это рассчитывал... Черт, сколько тут крови... Какая вонь! Боюсь, меня сейчас снова вывернет...
— Идем к королю, — сказал Феррант де Леттенхоф. — Дай мне свой меч, ведьмак... И приведи себя немного в порядок. Ты, Юлиан, останься...
— Ни за что. Даже на минуту не останусь здесь один. Я предпочитаю держаться Геральта.
*
Вход в королевскую приемную охраняли гвардейцы, но они узнали и пропустили инстигатора. У входа в личные покои дело пошло не так легко. Непреодолимым препятствием оказались герольд, два сенешаля и их свита из четырех громил.
— Король, — сказал герольд, — примеряет свадебный наряд. Он запретил его беспокоить.
— У нас важное дело, не терпящее отлагательств.
— Король категорически запретил ему мешать. А господину ведьмаку, кажется, приказано было покинуть дворец. Почему же тогда он все еще здесь?
— Я объясню это королю. Прошу нас пропустить!
Феррант оттолкнул герольда, пихнул сенешаля.
Геральт пошел вслед за ним. Но им удалось достичь только порога комнаты, встав за спинами нескольких столпившихся здесь придворных. Дальнейший путь им преградили громилы в кожаных кабатах, по приказу герольда прижав их к стене. Они были не очень деликатными, однако, Геральт последовал примеру инстигатора и прекратил сопротивление.
Король стоял на низком табурете. Портной с булавками во рту подгонял на нем штаны. Рядом стоял маршал двора и кто-то одетый в черное, вроде бы нотариус.
— Сразу после свадебной церемонии, — говорил Белогун, — объявить, что наследником трона станет сын, которого родит мне моя новая женушка. Этот шаг должен обеспечить мне ее благосклонность и послушание, хе-хе. А также даст мне немного времени и покоя. Пройдет лет двадцать, пока этот говнюк достигнет возраста, в котором начинают что-то затевать.
— Но, — король поморщился и подмигнул маршалу, — если захочу, то отменю все и назначу преемником кого-то другого. В конце концов, это морганатический брак, дети от таких браков титулов не наследуют, не так ли? И кто может предсказать, сколько я с ней выдержу? Разве нет других девок на свете, красивее и моложе? Так что нужно будет написать соответствующие документы, брачный контракт или что-то в этом роде. Надейся на лучшее — будь готов к худшему, хе-хе-хе.
Камердинер подал королю поднос, на котором громоздились драгоценности.
— Убери, — поморщился Белогун. — Я не буду обвешиваться побрякушками, как франт или выскочка. Только это надену. Это дар моей избранницы. Маленький, но со вкусом. Медальон с символом моей страны, мне надлежит носить такой символ. Это ее слова: символ страны на шее — благо страны в сердце.
Понадобилось какое-то время, чтобы припертый к стене Геральт смог сопоставить.
Кот, ударяющий лапой медальон. Золотой медальон на цепочке. Синяя эмаль, дельфин.
D’or, dauphin nageant d’azur, lorré, peautré, oreille, barbé et crêté de gueules.
Было слишком поздно, чтобы отреагировать. Он не успел даже крикнуть, предостеречь. Увидел, как золотая цепочка вдруг сжалась, затянулась на шее короля как удавка. Белогун покраснел, открыл рот, не смог ни вдохнуть, ни закричать. Обеими руками он схватился за шею, пытаясь сорвать медальон или хотя бы просунуть под цепочку пальцы. Не удалось, цепочка глубоко врезалась в тело. Король свалился с табурета, заплясал, толкнул портного. Портной споткнулся, задохнулся, чуть не проглотил свои булавки. Повалился на нотариуса, упали оба. Белогун тем временем посинел, выкатил глаза, рухнул на пол, дернул несколько раз ногами, выпрямился. И замер.
— Помогите! Король упал в обморок.
— Врача! — заорал маршал. — Вызвать врача!
— Боги! Что случилось? Что случилось с королем?
— Врача! Живо!
Феррант де Леттенхоф приложил руку к виску. У него было странное выражение лица. Выражение лица человека, который медленно начинает понимать.
Короля положили на диван. Вызванный медик осматривал его долго. Геральта близко не подпускали, не позволяли взглянуть. Несмотря на это, он знал, что цепочка успела разжаться прежде, чем прибежал врач.
— Апоплексия, — заявил, выпрямившись, врач. — Вызванная удушьем. Тлетворные воздушные испарения проникли в тело и отравили гуморы. Причиной этого являются постоянные грозы, повышающие жар крови. Наука бессильна, ничего сделать нельзя. Наш добрый и милостивый король мертв. Расстался с этим миром.
Маршал закричал, закрыл лицо руками. Герольд обеими руками схватился за берет. Кое-кто из придворных плакал. Некоторые преклонили колени.
Коридор и вестибюль вдруг заполнились эхом тяжелых шагов. В дверях появился гигант, человек семи футов роста, не меньше. В мундире гвардейца, но со знаками различия высшего ранга. Гиганта сопровождали люди с косынками на головах и с серьгами в ушах.
— Господа, — нарушил молчание гигант, — извольте пройти в тронный зал. Немедленно.
— В какой еще тронный зал? — возмутился маршал. — И зачем? Вы хоть представляете, господин де Сантис, что именно тут только что произошло? Какое несчастье случилось? Вы не понимаете...
— В тронный зал. Это повеление короля.
— Король умер!
— Да здравствует король. В тронный зал, пожалуйста. Все. Немедленно.
В тронном зале, под морским орнаментом потолка с тритонами, русалками и гиппокампами собрались более десятка мужчин. У некоторых были на головах цветные косынки, на некоторых бескозырки с ленточками. Все были загорелыми, у всех были серьги в ушах.
Наемники. Догадаться было не трудно. Команда фрегата «Ахеронтия».
На троне, на возвышении сидел темноволосый и темноглазый мужчина с выдающимся носом. Он тоже был загорелым. Но серьги в ухе не носил.
Рядом с ним, на приставленном стуле, сидела Илдико Брекл, все еще в белоснежном платье и все еще обвешанная бриллиантами. Недавняя королевская невеста и возлюбленная смотрела на темноволосого мужчину глазами, полными обожания. Геральт уже давно пытался понять как ход событий, так и их причины, связать факты воедино и сложить одно с другим. Однако теперь, в этот момент, даже человек с очень ограниченной смекалкой мог видеть и понимать, что Илдико Брекл и темноволосый мужчина знакомы, и хорошо знакомы. И довольно давно.
— Принц Вираксас, князь Керака, минуту назад бывший наследником престола и короны, — объявил рокочущим баритоном гигант де Сантис. — В настоящий момент король Керака, законный правитель страны.
Первым поклонился, а затем опустился на одно колено маршал двора. За ним принес присягу герольд. Их примеру последовали сенешали, низко склонив голову. Последним, кто поклонился, был Феррант де Леттенхоф.
— Ваше Величество.
— Пока достаточно «Ваша Милость», — поправил Вираксас. — Полный титул будет принадлежать мне после коронации. С которой не следует медлить. Чем раньше, тем лучше. Правда, господин маршал?
Было очень тихо. Слышно было, как у кого-то из придворных бурчит в животе.
— Мой незабвенный отец скончался, — сказал Вираксас. — Он ушел к своим славным предкам. Оба моих младших брата, что меня не удивляет, обвинены в государственной измене. Процесс будет проходить согласно воле покойного короля, вина обоих братьев установлена, и по приговору суда они покинут Керак навсегда. На борту фрегата «Ахеронтия», нанятого мною... и моими влиятельными друзьями и покровителями. Покойный король, насколько мне известно, не оставил официального завещания или формальных распоряжений в отношении наследования. Я подчинился бы воле короля, если бы таковые распоряжения были. Но их нет. Право наследования короны теперь принадлежит мне. Есть ли кто-либо среди присутствующих, кто хотел бы это оспорить?
Таковых среди присутствующих не оказалось. Все присутствующие в достаточной мере были наделены разумом и инстинктом самосохранения.
— Тогда прошу начать приготовления к коронации, пусть этим займутся те, в чью компетенцию это входит. Коронация будет совмещена со свадьбой. Я решил возродить стародавний обычай королей Керака, закон, принятый много веков назад. Гласящий, что если жених умер до свадьбы, невеста должна выйти замуж за ближайшего неженатого родственника.
Илдико Брекл, как было видно по ее сияющему лицу, готова была возродить стародавний обычай хоть в ту же минуту. Другие собравшиеся молчали, тщетно пытаясь вспомнить, кто, когда и при каких обстоятельствах этот обычай установил. И каким образом этот обычай мог быть установлен много веков назад, если королевство Керак не просуществовало и ста лет. Наморщенные от умственных усилий лбы придворных, однако, быстро разгладились. Все как один пришли к правильному выводу. Потому что хоть коронация еще не состоялась и Вираксас был пока только Его Милостью, он уже практически являлся королем, а король всегда прав.
— Исчезни отсюда, ведьмак, — прошептал Феррант де Леттенхоф, вталкивая Геральту в руки его меч. — Забери с собой Юлиана. Исчезните оба. Вы ничего не видели, ничего не слышали. Чтобы никто вас со всем этим не связывал.
— Я понимаю, — Вираксас окинул собравшихся придворных взглядом, — и вполне осознаю, что у некоторых из присутствующих ситуация вызывает удивление. Что для некоторых изменения происходят слишком неожиданно и внезапно, а события разворачиваются слишком быстро. Я также не могу исключить возможность того, что у некоторых из присутствующих здесь происходящие события не укладываются в голове и сложившееся положение дел им не по вкусу. Полковник де Сантис сразу принял правильное решение и присягнул мне на верность. Я ожидаю того же от остальных собравшихся.
— Начнем, — кивнул он, — с верного слуги моего незабвенного отца. Также выполнявшего и приказы моего брата, который покушался на жизнь отца. Начнем с королевского инстигатора господина Ферранта де Леттенхофа.
Инстигатор поклонился.
— Следствие тебя не обойдет, — объявил Вираксас. — Я выясню, какую роль ты играл в заговоре принцев. Заговор потерпел фиаско, и это говорит о бездарности заговорщиков. Ошибку можно простить, бездарность — нет. Тем более инстигатору, хранителю закона. Но это потом, начнем с основных вопросов. Приблизься, Феррант. Мы хотим, чтобы ты показал и доказал, кому ты служишь. Мы хотим, чтобы ты отдал нам надлежащую дань уважения. Преклонил колени у подножия трона. И поцеловал нашу королевскую руку.
Инстигатор послушно направился в направлении возвышения.
— Исчезни отсюда, — успел еще раз шепнуть он. — Исчезни как можно скорее, ведьмак.
*
Веселье в парке продолжалось своим чередом.
Литта Нейд сразу заметила кровь на манжете рубашки Геральта. Мозаик также заметила, но, в отличие от Литты, побледнела.
Лютик схватил с подноса у проходящего мимо пажа два бокала, выпил залпом один за другим. Схватил еще два, предложил дамам. Они отказались. Лютик выпил один, второй неохотно вручил Геральту. Коралл, прищурив глаза, уставилась на ведьмака, заметно напрягшись.
— Что случилось?
— Сейчас узнаешь.
С кампанилы раздались удары колокола. Он бил так зловеще, так мрачно и так печально, что пирующие гости замолкли.
На возвышение, похожее на эшафот, поднялись маршал двора и герольд.
— Исполненный горя и печали, — произнес в тишине маршал, — я должен сообщить вам, господа, печальную весть. Король Белогун Первый, наш любимый, добрый и милостивый владыка, по суровый воле судьбы внезапно скончался, покинул наш мир. Но короли Керака не умирают! Король умер, да здравствует король! Да здравствует Его Величество Король Вираксас! Первородный сын покойного короля, законный наследник престола и короны! Король Вираксас Первый! Трижды да здравствует! Да здравствует! Да здравствует!
Хор подхалимов, подлипал и жополизов подхватил крик. Маршал успокоил их жестом.
— Король Вираксас погружен в траур, как и весь двор. Праздник отменяется, гостей просят покинуть территорию дворца. Король планирует в ближайшее время свою собственную свадьбу, тогда праздник возобновится. Чтобы яства не пропали, король приказал отвезти их в город и выставить на рынке. Яствами также будут одарены жители Пальмиры. Для Керака наступает время счастья и благополучия.
— Что ж, — сказала Коралл, поправляя волосы. — Есть много правды в утверждении, что смерть жениха может серьезно нарушить свадебную церемонию. Белогун был не без изъянов, но и не самым худшим, пусть почиет в мире, а земля будет ему пухом. Пошли отсюда. И без того уже стало скучно. А день такой хороший, погуляем по террасам, посмотрим на море. Поэт, будь любезен и подай руку моей ученице. Я пойду с Геральтом. Потому что у него есть, что мне сказать, я полагаю.
Было немного за полдень. Всего лишь. Не хотелось верить, что так много всего произошло за такое короткое время.
* * *
Дата публикации: 2014-02-22 20:58:56
Просмотров: 24562
[ Назад ]
|
 |
Каталог статей
| 