 |
Сезон Гроз - Одиннадцатая Глава
Смерть — наш вечный попутчик… Она всегда находится слева от нас на расстоянии вытянутой руки… Единственный по-настоящему мудрый советчик, который у нас есть, — это смерть. Каждый раз, когда ты чувствуешь, как это часто с тобой бывает, что все складывается из рук вон плохо и ты на грани полного краха, повернись налево и спроси у своей смерти, так ли это. И твоя смерть ответит, что ты ошибаешься, и что кроме ее прикосновения нет ничего, что действительно имело бы значение. Твоя смерть скажет: «Но я же еще не коснулась тебя!»
Карлос Кастанеда, Путешествие в Икстлан (перевод А. Сидерского)
Глава Одиннадцатая
Угольная куча в Соснице была построена недалеко от вырубки, углежоги использовали древесные отходы, оставшиеся после рубки. Выжигание началось здесь недавно, из верхней части купола, как из кратера вулкана, бил столб желтоватого и очень вонючего дыма. Запах дыма не перебивал парящего над поляной зловония смерти.
Геральт соскочил с коня. И выхватил меч.
Первый труп, без головы и обеих ног, он увидел рядом с угольной кучей, кровь забрызгала покрывающую бугор землю. Чуть дальше лежали еще три тела, изуродованные до неузнаваемости. Кровь впиталась в лесной песок, оставив темные пятна.
Ближе к середине поляны, возле обложенного камнями очага, лежали еще два трупа — мужчина и женщина. У мужчины было разорвано горло, разодрано до такой степени, что виднелись шейные позвонки. Верхняя часть тела женщины лежала в костре, в золе, и была облеплена кашей из перевернутого котелка.
Немного дальше, возле поленницы, лежал ребенок, мальчик, лет, может, пяти. Он был разорван пополам.
Кто-то или, скорее, что-то схватило его за обе ножки и разорвало.
Ведьмак увидел следующий труп, у него был вспорот живот и вытянуты кишки. На всю длину, около сажени толстых кишок и больше трех саженей тонких. Кишка ровной глянцевой голубовато-розовой линией тянулась от трупа к шалашу из хвойных ветвей, исчезая внутри.
Внутри, на простой подстилке, лежал на спине худощавый мужчина. Сразу бросалось в глаза, что он здесь чужой. Богатая одежда была вся в крови, буквально пропитана ею. Но ведьмак не заметил, чтобы кровь хлестала, струилась или вытекала из какого-либо из основных кровеносных сосудов.
Геральт узнал его, несмотря на покрытое засохшей кровью лицо. Это был тот самый длинноволосый, стройный и немного женоподобный красавчик, Сорель Дегерлунд, ведьмаку представляли его на аудиенции у Ортолана.
Только там он был одет, подобно другим чародеям, в парадный плащ и вышитый дублет, сидел среди других чародеев за столом и смотрел на ведьмака, как и остальные, с плохо скрываемой враждебностью. А теперь он лежал без сознания в шалаше углежогов, весь в крови, и на запястье его правой руки была накручена человеческая кишка. Вытянутая из распоротого живота трупа, лежащего почти в десяти шагах от него.
Ведьмак проглотил слюну. Подумал, может, зарубить его, пока он без сознания? Этого ожидали Пинети и Цара? Убить одержимого? Ликвидировать гоэтиста, развлекавшегося вызовом демона.
От размышлений его отвлек стон. Сорель Дегерлунд, похоже, приходил в сознание. Он приподнял голову, застонал, снова упал на подстилку. Сел, повел вокруг затуманенным взглядом. Увидев ведьмака, открыл рот. Посмотрел на свой испачканный кровью живот. Поднял руку. Увидел, что он в ней держит. И начал кричать.
Геральт посмотрел на купленный Лютиком меч с позолоченной гардой. Потом на тонкую шею чародея. На вздувшуюся на ней вену.
Сорель Дегерлунд оторвал и отбросил прилипшую к руке кишку. Он перестал кричать, только постанывал, его трясло. Он встал, сначала на четвереньки, потом на ноги. Выбрался из шалаша, огляделся, завизжал и бросился бежать. Ведьмак схватил его за шиворот, удержал на месте, потом сбил на колени.
— Что... тут... — бормотал Дегерлунд, дрожа всем телом. — Что это... Что здесь... Случилось?
— Я думаю, ты сам знаешь, что.
Чародей громко сглотнул.
— Как... Как я сюда попал? Ничего... Я ничего не помню... Я ничего не помню! Ничего!
— В это трудно поверить.
— Инвокация... — Дегерлунд схватился за лицо. — Я его призвал... Он появился. В пентаграмме, в меловом кругу... И вошел. Он вошел в меня.
— Видимо, это было не в первый раз, да?
Дегерлунд зарыдал. Как-то театрально, Геральт не мог избавиться от такого ощущения. Он пожалел, что не застиг одержимого прежде, чем демон его покинул. Это сожаление — Геральт отдавал себе в этом отчет — было не очень рациональным, он знал, насколько опасной могла оказаться схватка с демоном, он должен был радоваться, что тот бежал. Но он не радовался. Потому что, по крайней мере, тогда он бы знал, как поступить.
Почему здесь оказался я, подумал он. Почему не констебль Франс Торквил со своим отрядом. У констебля не возникло бы никаких колебаний или сомнений. Залитый кровью, застигнутый с кишками жертвы в руке чародей сразу же получил бы петлю на шею и болтался бы уже на первом попавшемся суку. Торквилу не помешали бы неуверенность или сомнения. Торквил бы не задумался о том, что женоподобно выглядящий худенький чародей никак не в состоянии с такой жестокостью расправиться с таким количеством людей, причем за столь короткое время, что окровавленная одежда не успела высохнуть или задубеть. Он был не в состоянии разорвать ребенка голыми руками. Нет, у Торквила не было бы сомнений.
А у меня они есть.
Пинети и Цара были уверены, что у меня их не будет.
— Не убивай меня... — захныкал Дегерлунд. - Не убивай меня, ведьмак... Я больше никогда... Никогда больше...
— Заткнись.
— Клянусь, я никогда не…
— Заткнись. Ты достаточно пришел в себя, чтобы использовать магию? Вызвать сюда чародеев из Риссберга?
— У меня есть сигилла... Я... Я могу телепортироваться в Риссберг.
— Не один. Вместе со мной. Никаких фокусов. Не пытайся встать, оставайся на коленях.
— Я должен встать. А ты... Чтобы телепортироваться, ты должен находиться рядом со мной. Очень близко.
— То есть как это? Ну же, чего ты ждешь? Доставай амулет.
— Это не амулет. Я же сказал, это сигилла.
Дегерлунд расстегнул окровавленный дублет и рубашку. На его худой груди была татуировка: два пересекающихся круга. Круги были усеяны точками различной величины. Это немного напоминало схему орбит планет, которой Геральт когда-то любовался в университете в Оксенфурте.
Чародей произнес мелодичное заклинание. Круги засветились синим, а точки красным. И начали вращаться.
— Сейчас. Встань ближе.
— Ближе?
— Еще ближе. Полностью прижмись ко мне.
— То есть как?
— Прижмись ко мне и обними меня.
Голос Дегерлунда изменился. Его заплаканные глаза на миг мерзко вспыхнули, а губы гнусно скривились.
— Да, так хорошо. Крепко и нежно, ведьмак. Как будто это твоя Йеннифэр.
Геральт понял, что произойдет. Но уже не мог ни оттолкнуть Дегерлунда, ни огреть его оголовьем меча, ни врезать клинком по шее. Просто не успевал.
В глаза ударил опалесцирующий блеск. На долю секунды он погрузился в черное небытие. В пронизывающий холод, в тишину, бесформенность и безвременье.
*
Они жестко приземлились, пол из каменных плит будто выскочил им навстречу. Удар их разделил. Геральту даже не удалось как следует осмотреться. Он почувствовал сильную вонь, запах грязи, смешанной с мускусом. Огромные и могучие лапы ухватили его под мышками и за шею, толстые пальцы легко сомкнулись на бицепсах, твердые как железо когти до боли впились в нервы, в плечевое сплетение. Все тело онемело, он выпустил меч из ослабевшей руки.
Перед собой он увидел горбуна с мерзким усеянным язвами лицом и черепом, покрытым редкими пучками жестких волос. Горбун, широко расставив изогнутые дугой ноги, целился в него из огромного самострела, точнее, из арбалета с двумя расположенными один над другим стальными луками. Оба направленных на Геральта четырехгранных наконечника болтов были шириной добрых два дюйма и острыми как бритва.
Сорель Дегерлунд встал перед ним.
— Как ты, наверное, уже понял, — сказал он, — мы не попали в Риссберг. Мы попали в мою обитель и убежище. Место, где мы вместе с моим учителем проводим эксперименты, о которых в Риссберге не знают. Я, как ты, наверное, знаешь, Сорель Альберт Амадор Дегерлунд, magister magicus. Я, чего ты еще не знаешь, тот, кто принесет тебе боль и смерть.
Исчезли, как ветром сдутые, показной ужас и наигранная паника, исчезло все притворство. Все, что было там, на поляне углежогов, было лицедейством. Перед обвисшим в парализующих тисках корявых лап Геральтом стоял уже совершенно иной Сорель Дегерлунд — торжествующий, полный гордости и высокомерия. Сорель Дегерлунд, скалящий зубы в злорадной усмешке. Усмешке, заставляющей думать о сколопендрах, протискивающихся через щель под дверью. О раскопанных могилах. О белых червях, извивающихся в падали. О жирных навозных мухах, шевелящих ножками в тарелке супа.
Чародей подошел ближе. В руке он держал стальной шприц с длинной иглой.
— Я надул тебя как ребенка, там, на поляне, — процедил он. — Ты оказался наивным, как дитя, ведьмак Геральт из Ривии! Хотя инстинкт тебя не подвел, ты не убил меня, так как не был уверен. Потому что ты хороший ведьмак и хороший человек. Рассказать тебе, хороший ведьмак, кто такие хорошие люди? Это те, кому судьба поскупилась дать шанс воспользоваться благами бытия плохих. Или те, кто имели такой шанс, но были слишком глупы, чтобы его использовать. Неважно, к какой группе ты относишься. Ты дал себя заманить, попал в ловушку, из которой не выйдешь живым, уверяю тебя.
Он поднял шприц. Геральт почувствовала укол, и вслед за ним жгучую боль. Боль пронизывающую, застилающую глаза, парализующую все тело, боль настолько ужасную, что лишь с огромным усилием он удержался от крика. Сердце начало бешено колотиться, при том, что обычный сердечный ритм у него был в четыре раза медленнее, чем у обычного человека, это было очень неприятное ощущение. В глазах потемнело, мир вокруг закачался, размазался и расплылся.
Его волокли, свет магических шаров танцевал на грубых стенах и потолке. Одна из промелькнувших стен, вся покрытая потеками крови, была увешана оружием, он увидел широкие искривленные скимитары, огромные серпы, гизармы, топоры, моргенштерны. На всем виднелись следы крови. Это использовали в Тисах, Кабленках и Роговизне, осознавал он. Этим убивали углежогов в Соснице.
Он совершенно одеревенел, совсем перестал что-либо чувствовать, не ощущал даже могучего захвата волокущих его лап.
— Буу-хрр-еех-буу-буу-хее!
Он не сразу понял, что слышит радостный смех. Тех, кто его тащил, ситуация, по-видимому, забавляла.
Идущий впереди горбун с арбалетом посвистывал.
Геральт был близок к потере сознания.
Его грубо посадили в кресло с высокой спинкой. Наконец он смог увидеть тех, кто волок его сюда, раздирая подмышки лапами.
Он тут же вспомнил огромного огрокраснолюда Микиту, телохранителя Пирала Пратта. Эти двое немного его напоминали, в крайнем случае, могли бы сойти за близких родственников. Ростом они были как Микита, так же воняли, тоже не имели шеи, так же торчали изо рта у них клыки, как у кабана. Микита, однако, был лысым и бородатым, эти же двое безбородыми, обезьяньи морды покрывала черная щетина, а макушки яйцевидных голов украшало что-то похожее на мятую паклю. Глазки были маленькими и налитыми кровью, уши большими, заостренными и ужасно волосатыми.
Их одежда носила следы крови. А дух от них шел такой, будто они много дней питались только чесноком, дерьмом и дохлой рыбой.
— Бууу! Буу-ха-ха!
— Буэ, Банг, хватит смеяться, за работу, оба. Паштор, выйди. Но будь рядом.
Оба гиганта вышли, шлепая большими ногами. Горбун по имени Паштор поспешил за ними.
В поле зрения ведьмака появился Сорель Дегерлунд. Одетый, умытый, причесанный и женоподобный. Он придвинул стул, сел напротив, спиной к столу, заваленному книгами и гримуарами. Он смотрел на ведьмака, недобро улыбаясь. При этом поигрывал медальоном, покачивая его на золотой цепочке, накрученной на палец.
— Я ввел тебе, — бесстрастно сказал он, — вытяжку из яда белых скорпионов. Неприятно, правда? Не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже пальцем? Ни моргнуть, ни слюну проглотить? Но это еще ничего. Вскоре начнутся неконтролируемые движения глазных яблок и нарушение зрения. Потом ты почувствуешь сильные мышечные судороги, вероятно, возможен даже разрыв межреберных связок. Ты не сможешь контролировать скрежет зубов, несколько зубов раскрошатся, это точно. Затем начнется сильное слюноотделение, и, наконец, затруднение дыхания. Если я не дам тебе противоядие, ты задохнешься. Но не волнуйся, я дам. На этот раз выживешь. Хотя думаю, что скоро пожалеешь о том, что выжил. Я объясню тебе, в чем дело. У нас есть время. Но сначала я хотел бы посмотреть, как ты посинеешь.
— Я видел тебя, — продолжил он через минуту, — тогда, в последний день июня, на аудиенции. Ты держался перед нами высокомерно. Перед нами, людьми, которые в сто раз лучше тебя, ты и ногтя их не стоишь. Тебя развлекала и возбуждала, я это видел, игра с огнем. Уже тогда я решил доказать тебе, что от игры с огнем бывают ожоги, а вмешательство в дела магии и магов имеет такие же болезненные последствия. Скоро ты в этом убедишься.
Геральт хотел пошевелиться, но не мог. Конечности и тело окаменели и потеряли чувствительность. В пальцах рук и ног ощущалось неприятное покалывание, лицо полностью онемело, губы были как зашитые. Он видел все хуже, какая-то мутная слизь покрывала глаза и ослепляла его.
Дегерлунд скрестил ноги, покачивая медальоном. На котором был изображен знак, герб из голубой эмали. Геральт не мог его разглядеть. Он видел все хуже. Чародей не лгал, затуманенное зрение резко ухудшалось.
— Дело, понимаешь ли, в том, — лениво продолжал Дегерлунд, — что я планирую высоко подняться в чародейской иерархии. В своих намерениях и планах я опираюсь на Ортолана, знакомого тебе по посещению Риссберга и памятной аудиенции.
У Геральта сложилось впечатление, что его язык набухает и заполняет всю полость рта. Он боялся, что это не просто впечатление. Яд белого скорпиона был смертельным. Сам он никогда с ним не сталкивался, не знал, какие последствия он может вызвать в организме ведьмака. Он всерьез забеспокоился, что есть сил борясь с разрушающим его токсином. Положение складывалось не из лучших. Спасения, казалось, ожидать было неоткуда.
— Несколько лет назад, — Сорель Дегерлунд упивался тоном своего голоса, — я стал ассистентом Ортолана, на это место меня назначил Капитул и утвердил исследовательский совет Риссберга. Я должен был, как и мои предшественники, шпионить и саботировать опасные идеи Ортолана. Это назначение я получил не только благодаря своему таланту мага, но также за красоту и личное обаяние. Капитул назначал старику таких ассистентов, которые ему нравились.
— Ты можешь этого не знать, но во времена молодости Ортолана в среде чародеев бытовала мода на женоненавистничество и мужскую дружбу, которая весьма часто перерастала в нечто большее и даже гораздо большее. И бывало, что у молодого ученика или адепта не оставалось выбора, кроме как быть послушным старшим также и в этом отношении. Некоторым это не слишком нравилось, но терпели для пользы дела. А некоторые это полюбили. К последним принадлежал, как ты, наверное, уже догадался, Ортолан. Парнишка, который тогда получил это птичье прозвище, после опыта со своим наставником, на всю свою долгую жизнь остался, как говорят поэты, энтузиастом и приверженцем благородной мужской дружбы и благородной мужской любви. Проза, как ты знаешь, определяет это короче и яснее.
Об ногу чародея потерся, громко мурлыча, большой черный кот с хвостом, распушенным как щетка. Дегерлунд наклонился и погладил его, качая перед ним медальоном. Кот недовольно оттолкнул медальон лапой. Он отвернулся, давая понять, что эта игра ему скучна, и принялся вылизывать мех на груди.
— Как ты, несомненно, заметил, — продолжил чародей, — я необыкновенный красавец, женщины, порой называют меня эфебом. Я, разумеется, люблю и женщин, но против педерастии, в принципе, тоже ничего не имел и не имею. С одним условием: если уж ею заниматься, то она должна помогать мне в создании карьеры.
— Моя мужская связь с Ортоланом чрезмерных жертв не требовала, старик уже давно пересек ту границу возраста, в котором можешь, и ту, в котором хочешь. Но я постарался, чтобы думали иначе. Чтобы думали, что он совершенно потерял голову. Что нет ничего такого, в чем бы он мог отказать своему красивому любовнику. Что я знаю его шифры, что у меня есть доступ к его секретным книгам и секретным записям. Что он одаривает меня артефактами и талисманами, которые раньше не показывал никому. И что учит меня запрещенным заклинаниям. Включая гоэтию. И если до недавнего времени корифеи Риссберга пренебрегали мною, то теперь меня вдруг стали почитать, я вырос в их глазах. Они поверили, что я делаю то, о чем они мечтают сами. И что добился в этом успеха.
— Знаешь ли ты, что такое трансгуманизм? Что такое видообразование? Дивергентное видообразование? Интрогрессия? Нет? Можешь не стыдиться. Я тоже не очень знаю. Но все думают, что я знаю много. Что под руководством и эгидой Ортоланa я веду исследования по усовершенствованию рода человеческого. С благородной целью исправить и улучшить его. Улучшить качество людей, ликвидировать болезни и неполноценность, устранить старение, бла, бла, бла. Вот цель и задача магии. Идти по пути великих старых мастеров: Маласпины, Альзура и Идаррана. Гениев гибридизации, мутаций и генетической модификации.
Черный кот снова появился, заявив о своем прибытии мяуканьем. Он вскочил на колени чародея, растянулся, замурлыкал. Дегерлунд ритмично гладил его. Кот мурлыкал все громче, выдвигая когти поистине тигровых размеров.
— Что такое гибридизация ты, конечно, знаешь, поскольку это иное определение скрещивания. Процесса получения помесей, гибридов, ублюдков, как назовешь, так и будет. В Риссберге активно с этим экспериментируют, уже произвели бесчисленное количество диковин, страшилищ и уродцев. Множество из них нашли широкое практическое применение, например, парариггер для очистки городской свалки, парадятел, истребляющий вредителей деревьев, или мутированная гамбузия, пожирающая личинки малярийного комара. Или вигилозавр, ящер-охранник, убийством которого ты похвалялся во время аудиенции. Но они считают это мелочью, побочными продуктами. То, в чем они действительно заинтересованы, так это гибридизация и мутация людей и гуманоидов. Подобное запрещено, но Риссберг плюет на запреты. А Капитул закрывает на это глаза. Или, что более вероятно, он погряз в блаженном и тупом неведении.
— Маласпина, Альзур и Идарран, это документально подтверждено, брали за основу мелких и обычных тварей, чтобы сделать из них гигантских виев, пауков, кощеев и черт знает что еще. Но что же, спрашивается, мешает взять небольшого и обыкновенного человечка и переделать его в титана, в кого-то сильного и способного работать по двадцать часов в день, не подверженного заболеваниям, того кто в прекрасной форме будет жить до ста лет? Известно, что они хотели это сделать, и вроде бы сделали, вроде бы добились успеха. Но секрет своего гибрида они унесли с собой в могилу. Даже Ортолан, который изучению их трудов посвятил жизнь, достиг немногого. Буэ и Банг, которые привели тебя сюда, ты их видел? Это гибриды, результат магического скрещивания огров и троллей. Меткий арбалетчик Паштор? Нет, этот происходит, скажем так, по образу и подобию, вполне натуральный эффект скрещивания отвратительной бабы с уродливым мужиком.
Но Буэ и Банг, ха, эти вышли прямо из пробирок Ортолана. Спросишь: кому к черту нужны такие уроды, на кой хрен подобное создавать? Ха, еще совсем недавно я сам этого не знал. Пока не увидел, как они расправились с лесорубами и углежогами. Буэ может одним рывком оторвать голову от шеи. Банг разрывает ребенка, как жареного цыпленка. А если дать им немного острых инструментов, ха! Тогда можно устроить такую резню, что мало не покажется. Ортолан, если спросить его, ответит, что гибридизация — это якобы способ устранения наследственных заболеваний, будет болтать о повышении устойчивости к инфекционным заболеваниям, и прочий старческий вздор. Я знаю свое. И ты знаешь свое. Такие экземпляры, как Буэ и Банг, как и то, с чего ты сорвал бирку Идаррана, годятся только для одной цели: убивать. И хорошо, потому что мне как раз понадобились инструменты для убийства. А в своих собственных способностях и возможностях в этом отношении я не был уверен. Правда, напрасно, как потом выяснилось.
— Но чародеи Риссберга скрещивали, мутировали и генетически модифицировали все дальше, от рассвета до заката. И многого достигли, насоздавали таких гибридов, что аж дух захватывает. Все это, по их мнению, гибриды полезные, призванные облегчить и сделать приятнее человеческое существование. Вот, к примеру, они в одном шаге от создания женщины с идеально ровной спиной, чтобы иметь возможность трахать ее сзади и при этом иметь место, куда можно поставить бокал шампанского и разложить пасьянс.
— Однако вернемся ad rem, то есть к моей академической карьере. Ощутимыми успехами я похвастаться не мог, пришлось создавать видимость успехов. Это вышло легко.
— Знаешь ли ты, что существуют и другие миры, отличные от нашего, доступ к которым нам отрезало Сопряжение Сфер? Universa, называемые планами стихий и парастихий? Населенные существами, именуемыми демонами? Достижения Альзура et consortes объясняют также тем, что они сумели найти доступ к этим планам и существам. Что они могли этих существ вызывать и подчинять себе, что они вызывали демонов и постигали их секреты и знания. Я думаю, что это ерунда и выдумка, но все в это верят. Что делать, если вера настолько сильна? Чтобы продемонстрировать, насколько близко я подошел к раскрытию секретов старых мастеров, я должен был убедить Риссберг, что могу вызывать демонов. Ортолан, который когда-то на самом деле успешно практиковал гоэтию, не хотел научить меня этому искусству. Он позволил себе дать оскорбительно низкую оценку моих магических способностей и советовал помнить, где мое место. Что ж, ради своей карьеры я буду помнить. До поры, до времени.
Черный кот, уставший от поглаживаний, соскочил с колен чародея. Он измерил ведьмака холодным взглядом золотых, широко открытых глаз. И ушел, задрав хвост.
Геральту становилось все труднее дышать, он почувствовал проходящую по телу дрожь, которую никак не мог побороть. Положение было не из лучших, и только два обстоятельства вселяли надежду на благополучный исход. Во-первых, он был еще жив, а пока живешь — надейся, как говаривал в Каэр Морхене его наставник Весемир.
Во-вторых, обнадеживающим фактором было раздутое эго и высокомерие Дегерлунда. Чародей, похоже, влюбился в собственные речи в ранней юности, и, видимо, это была любовь на всю жизнь.
— Если невозможно было гоэтию совершить, — рассказывал чародей, покачивая медальоном и продолжая наслаждаться своим собственным голосом, — необходимо было гоэтию изобразить. Имитировать. Известно, что вызванный гоэтией демон часто вырывается и сеет уничтожение. Вот и мы посеяли. Несколько раз. Вырезали начисто несколько селений. А они поверили, что это был демон.
— Ты бы очень удивился, узнав, какие они легковерные. Когда-то я отрезал одному пойманному мужику голову и биоразлагаемым кетгутом пришил на ее месте голову большого козла, замаскировав стежки гипсом и краской. Затем я его продемонстрировал моим ученым коллегам как териоцефала, результат крайне сложного эксперимента в области создания людей с головами животных, эксперимента, к сожалению, лишь частично успешного, так как данный образец не выжил. Они поверили, представь себе. Я вырос в их глазах еще выше! Они все еще ждут, когда я сделаю кого-то, кто выживет. Я укрепляю их в этом мнении, время от времени пришивая какую-нибудь голову на обезглавленный труп.
— Но я немного отвлекся. О чем это я? Ах, да, о вырезанных селениях. Как и ожидалось, хозяева Риссберга сочли, что это дела демонов или одержимых, которыми они управляют. Но я сделал ошибку, перестарался. Из-за одного селения лесорубов никто бы не взволновался, но мы вырезали несколько. Работали в основном Буэ и Банг, ну и я приложился по мере возможности.
— В том первом селении в Тисах, или как его там, я не слишком преуспел. Когда увидел, что вытворяют Буэ и Банг, меня стошнило, я обрыгал весь плащ. Пришлось его выбросить. Отличный шерстяной плащ, отделанный серебристой норкой, стоил почти сто крон. Но потом пошло все лучше и лучше. Во-первых, я стал одеваться должным образом, в рабочую одежду. Во-вторых, мне понравились эти акции. Оказалось, что это довольно приятно, отрубить кому-то ногу и смотреть, как кровь хлещет из культи. Или вырвать кому-то глаз. Или вытащить из распоротого брюха пригоршню еще теплых внутренностей... Подведу итог. Вместе с сегодняшними получается почти полсотни разного пола и возраста.
— Риссберг понял, что меня надо попридержать. Но как? Они все еще верили в мою силу гоэтиста и боялись моих демонов. А еще боялись расстроить безумно влюбленного в меня Ортолана. Поэтому решением должен был стать ты. Ведьмак.
Геральт дышал неглубоко. И набирался оптимизма. Он уже видел намного лучше, дрожь утихла. Он был защищен от большинства известных токсинов, яд белого скорпиона, смертельный для обычного человека, исключением, к счастью, не оказался. Симптомы, изначально опасные, с течением времени уменьшались и исчезали, организм ведьмака был способен, как выяснилось, довольно быстро нейтрализовать яд. Дегерлунд этого не знал или самонадеянно игнорировал.
— Я узнал, что они хотят натравить тебя на меня. Не скрою, я немного испугался, я слыхал о ведьмаках и о тебе, в частности. Что есть духу я помчался к Ортолану: спаси, мой любимый учитель. Любимый учитель для начала меня выругал и разворчался, что убивать лесорубов это якобы отвратительно, что это безобразие и чтобы это было в последний раз. Но потом посоветовал, как к тебе подобраться и заманить в ловушку. Как захватить с помощью телепортационной сигиллы, которую он сам пару лет назад вытатуировал на моем мужественном торсе. Однако он запретил тебя убивать. Не подумай, что из доброты. Ему нужны твои глаза. Точнее, речь идет о tapetum lucidum, слое ткани, выстилающей изнутри твои глазные яблоки, ткани, что усиливает и отражает свет, направленный на фоторецепторы, так что ты, как кошка, видишь ночью и в темноте. Последняя idee fixe Ортолана — дать всему человечеству способность видеть, как кошки. В рамках подготовки к этой благородной миссии он намерен имплантировать твой tapetum lucidum в какую-то другую мутацию, которую создает, а tapetum для трансплантации должен быть взят от живого донора.
Геральт осторожно пошевелил пальцами и кистью.
— Ортолан маг этичный и милосердный, после удаления глазных яблок он в своей неисчерпаемой доброте намерен сохранить тебе жизнь. Он полагает, что лучше быть слепым, чем мертвым, к тому же содрогается при мысли о боли, которую причинит твоей любовнице, Йеннифэр из Венгерберга, к коей имеет большую и странную в его случае привязанность. К тому же Ортолан уже близок к созданию регенеративной магической формулы. Через несколько лет ты сможешь обратиться к нему, и он восстановит твои глаза. Ты обрадовался? Нет? И это правильно. Что? Ты хочешь что-то мне сказать? Говори, я слушаю.
Геральт притворился, что с трудом шевелит губами. Собственно, ему и не нужно было притворяться, что с трудом. Дегерлунд встал со стула и наклонился над ним.
— Ничего не понимаю, — поморщился он. — В конце концов меня мало волнует, что ты хочешь сказать. А вот я тебе хочу еще кое-что сообщить. Знай, что среди моих многочисленных талантов есть также ясновидение. Я вижу совершенно ясно, что, когда Ортолан вернет тебе, ослепленному, свободу, тебя будут ждать Буэ и Банг. И ты попадешь на этот раз уже в мою лабораторию и на этот раз навсегда. Я буду тебя вивисекцировать. В основном для развлечения, но то, что у тебя там внутри, меня тоже немного интересует. И напоследок я, говоря языком мясников, закончу разделкой туши. Твои останки я буду посылать по кусочку в Риссберг как предупреждение, пусть посмотрят, что ждет моих врагов.
Геральт собрал все свои силы. Их было не так много.
— Что же касается самой Йеннифэр, — чародей склонился еще ниже, ведьмак почувствовал его мятное дыхание, — то меня, в отличие от Ортолана, мысль о причинении ей страданий радует неизмеримо. Поэтому отрежу тот кусок, который она в тебе больше всего ценила, и отошлю ей в Венгерб…
Геральт сложил пальцы в Знак и прикоснулся к лицу чародея. Сорель Дегерлунд захлебнулся, опал на стул. Он захрипел. Глаза закатились куда-то внутрь черепа, голова обвисла на плечо. Цепочка медальона выскользнула из ослабевших пальцев.
Геральт вскочил — скорее, попытался вскочить, единственное, что ему удалось, это упасть со стула на пол, головой как раз между сапогами Дегерлунда. Перед его носом лежал выпущенный чародеем медальон. На золотом овале голубой эмалевый дельфин nageant. Герб Керака. Не было времени удивляться или поражаться. Дегерлунд начал громко храпеть, было ясно, что он вот-вот проснется. Знак Сомн подействовал, но слабо и кратковременно, ведьмак был слишком ослаблен действием яда.
Он встал, держась за стол, сбросив книгу и свитки.
В комнату ворвался Паштор. Геральт даже не пытался сложить Знак. Он схватил со стола гримуар в кожаном переплете и латуни и ударил им горбуна в горло. Паштор с размаху осел на пол, уронив арбалет. Ведьмак снова ударил его. И еще бы повторил, но инкунабула выскользнула из его непослушных пальцев. Он схватил стоявший на книгах графин и разбил его о голову Паштора. Горбун, весь в крови и красном вине, не отступил. Он бросился на Геральта, даже не стряхнув с век крошки хрусталя.
— Бууээ! — заорал он, хватая ведьмака за колени. — Баанг! Ко мне! Ко мне...
Геральт схватил со стола следующий гримуар, тяжелый, с обложкой, инкрустированной фрагментами человеческого черепа. Треснул им горбуна так, что полетели осколки костей.
Дегерлунд захрипел, пытаясь поднять руку. Геральт понял, что он пытается сотворить заклинание. Приближающийся топот тяжелых ног говорил о том, что Буэ и Банг на подходе. Паштор возился на полу, ощупывая все вокруг, искал арбалет.
Геральт увидел свой меч на столе, схватил его. Зашатался, чуть не упал. Он ухватил Дегерлунда за шиворот, приставил лезвие к горлу.
— Твоя сигилла! — закричал ему в ухо. - Телепортируй нас отсюда!
Буэ и Банг, вооруженные скимитарами, столкнулись в дверях и застряли там, заклинили полностью. Никто из них и не думал о том, чтобы уступить другому. Дверной косяк затрещал.
— Телепортируй нас! — Геральт схватил Дегерлунда за волосы и согнул ему голову назад. — Давай! Или я тебе глотку перережу!
Буэ и Банг вывалились из дверей вместе с косяком. Паштор нашел арбалет и поднял его.
Дегерлунд дрожащими руками расстегнул рубашку, выкрикнул заклинание, но еще до того, как все охватила тьма, вырвался из рук ведьмака и оттолкнул его. Геральт ухватил его за кружевную манжету и попытался притянуть к себе, но в этот миг сработал портал и все чувства, в том числе осязание, исчезли. Он почувствовал, как какая-то стихийная сила втягивает его, рвет и трясет, как вихрь. Парализующий холод. На мгновение. Одно из самых длинных и неприятных мгновений в его жизни.
Грохнулся на землю, аж загудело. Навзничь.
Открыл глаза. Вокруг был черный мрак, непроглядная тьма. Я ослеп, подумал он. Потерял зрение?
Не потерял. Была просто очень темная ночь. Его, как это научно назвал Дегерлунд, tapetum lucidum заработал, уловил весь свет, который в этих условиях можно было уловить. Через минуту он уже разглядел вокруг себя какие-то деревья, кусты и заросли.
А над головой, когда разошлись тучи, он увидел звезды.
* * *
Дата публикации: 2014-01-11 19:49:55
Просмотров: 23979
[ Назад ]
|
 |
Каталог статей
.jpg)
| 
